Плотина - Страница 28


К оглавлению

28

– Инженер – это больше, чем просто человек с каким-то там дипломом и пятью годами опыта. Истинному инженерному искусству нельзя обучиться даже в школе, потому что это включает в себя личность человека, его стремление учитывать мельчайшую деталь, то, как он относится к материалам, с которыми работает, его ощущение истории и будущего, наконец, его целенаправленность.

Бог ты мой, подумал Фил, ведь он же не услышал ни слова из того, что я сказал! Просто использует меня, чтобы попрактиковаться в каком-то распроклятом выступлении на выпускном вечере.

– А самое важное, – продолжал Рошек, – это зрелость. Чувство пропорции. Рассудительность. Доктор ведь не скажет своему пациенту: «У вас, по всей вероятности, рака нет. Но, с другой стороны, он ведь может и быть. Мы это узнаем, когда получим результаты из лаборатории. А пока особенно об этом не тревожьтесь». Видите, как глупо это звучит? То, что делаете вы, из той же оперы. Джефферс звонил мне в Вашингтон выяснить, что же стряслось.

– Он звонил?! Я вовсе не хотел так расстроить всех. Я и не думал, что какой-то телефонный звонок может...

– Вы не думали, что могли стать причиной паники? Не думали, что произойдет, если просочится хоть слово о том, что мы обеспокоены безопасностью крупнейшей плотины в стране? Какая-нибудь секретарша подслушает часть вашего разговора, какой-нибудь оператор на коммутаторе прислушается, начнут разлетаться слухи, газеты их подхватят, политики потребуют расследования, ученые, борющиеся за эту свою окружающую среду, тоже ухватятся за... Уж я-то навидался, как это происходит. Из ничего. Только потому, что какой-либо не в меру остроумный студент колледжа разволновался из-за бреда, выданного компьютером.

Фил почувствовал, как его щеки краснеют. Он понимал, что должен просто позволить тираде Рошека литься своим путем и не идти на риск накликать беду, давая отпор. Но чувствовал, что просто обязан как-то защищаться. Молчание будет означать, что он согласен с тем, как Рошек все извращает. Кроме того, в нем закипал гнев. Ничто в жизни он ненавидел так сильно, как обвинение в том, чего не делал.

– Сэр, я не говорил мистеру Джефферсу, что я думаю, будто в плотине что-то не так. Я выказал удивление тем, что так много измерительных приборов неисправны и протечка воды столь высока. Я в самом деле сказал мистеру Болену, причем частным образом, что, как показывает моя программа, кое-что там не в порядке. Возможно, мне следовало бы вначале обсудить это с ним до звонка на плотину, но я хотел быть уверенным, что располагаю самыми последними данными.

Фил решил замолчать, потому что на его слова явно не обратили внимания. Глаза Рошека блуждали по комнате, задерживаясь на фотографиях его реальных проектов, и названия их он произносил, как молитву.

– Синай, Маракаибо, Сен-Луи, Аляска... Эти гигантские сооружения столь же прочны, как и в тот день, когда их строительство было закончено. – Показал рукой на выставленную напоказ стеклянную коробку – с натуралистично выполненной масштабной моделью какой-то плотины в скалах, окаймленной крохотными деревцами на склонах у ее границ и с полоской дороги, проходящей посредине ее гребня. – А это вот плотина в ущелье Сьерра. Узнаете? По всей вероятности, нет, поскольку ваши познания ограничиваются абстракциями учебников. И в безопасности ни одного из этих сооружений, к проектированию которых приложила руку наша фирма, никогда не высказывалось ни малейшего сомнения. И ни одно не потерпело аварий какого бы то ни было рода. Инженерные сооружения рушатся, да, обычно из-за того, что не были должным образом оценены условия закладки основания. Карл Терзаги, отец современной почвенной механики, сказал, что когда матушка природа замышляла рельеф земной коры, она не следовала спецификациям Американского общества проверки материалов.

«Я просто школьная публика, вот кто я», – сказал про себя Фил, любопытствуя, сколько же еще он способен вынести, прежде чем вскипит негодованием.

– Сооружениями, которые проектировал Я, будут пользоваться еще двести лет, если они понадобятся цивилизации будущего. Подобная долговечность – результат искусства, упорной работы, интуиции и бескомпромиссного требования самой высококачественной работы на каждом этапе. Когда осуществляется подобная концепция проектирования, сооружениям ничто не грозит.

Неужели Рошек и вправду верит в это? – подумал Фил. В то, что если искусный инженер сделает все, что в его силах, то ничто уже не может испортиться? Такое предположение абсурдно само по себе. А Рошек все глазеет восхищенно на свою выставочную коробку.

– В плотину в ущелье Сьерра, мнимой непрочностью которой вы безумно одержимы, проектом заложена долговечность в триста лет. Это поворотный пункт в инженерном деле, и вовсе не из-за ее высоты и соотношения между стоимостью и обусловленными ею выгодами.

– Нет у меня никакой одержимости, – спокойно возразил Фил, – разве что в отношении одной компьютерной программистки, с которой недавно познакомился.

– Плотина – самое безопасное сооружение, я заверяю вас, что в нем безупречно все, от геофизических исследований и до системы текущего контроля и обслуживания. Я настоял на том, чтобы она была насыщена самой обширной сетью датчиков, которая когда-либо встраивалась в плотину.

– Половина этих датчиков уже не действует.

– Это включает в себя также и проблему справедливости. Проблему процентного соотношения. Чистоты. – Рошек оттолкнул инвалидное кресло от стола и посмотрел на свои ноги. – Меня поразил полиомиелит всего за два года до того, как была изобретена вакцина, которая бы спасла меня. Для одной жизни это довольно сильное невезение и несправедливость. – Он поднял глаза и на мгновение показался взволнованным из-за того, что допустил с Крамером нечто более личное, чем намеревался. Пытаясь исправить это, сердито взглянул на Фила, словно тот был виновен в такой неосторожности. – Так, я уже потратил на это слишком много времени. Мне нужно сказать вам только одно. Перестаньте заниматься этой плотиной, ясно? Если вам угодно валять дурака с вашими школьными компьютерными моделями, пользуйтесь вашими собственными компьютерами и вашим собственным временем. Это все. Можете идти.

28