Плотина - Страница 74

На поверхность озера, примерно в трехстах метрах от водослива, прорвался столбик пузырей, и вокруг него начала медленно вращаться вода...

* * *

С вертолета Рошека и город, и водохранилище, и плотина выглядели великолепно, как на почтовой открытке. Саттертон казался столь же сонным и безмятежным, как и любая новоанглийская деревенька, и только всмотревшись пристальнее, можно было разглядеть колонны машин, удирающих из города по всем мало-мальски доступным дорогам. Водохранилище сверкало, склоны от него к заснеженному высокогорью казались огромным зеленым одеялом. По мере приближения вертолета очертания плотины прорисовывались все четче и крупнее. Колоссальная стена простерлась от одного края долины до другого. Слева, словно серебряный браслет на загорелой руке, виднелся водослив, а рядом с ним струилась уродливо бурлящая масса бурой воды, наполовину меньше водослива по высоте и вдвое больше его по ширине. Рошек уставился на этот проран так, как он мог бы смотреть на прекрасную женщину с лицом, изуродованным шрамом, или на картину, порезанную ножом сумасшедшего. За несколько минут до этого он ощущал себя раздавленным горем и болью из-за предательства Элеоноры, его глаза все еще были воспалены от слез. При виде агонии плотины в ущелье Сьерра слезы полились снова. Это огромное сооружение, которое было такой же частью его самого, как сердце или мозг, неуклюже раскинулось под ним, израненное и кровоточащее.

Рошек поднял глаза и невидяще уставился на горизонт. Хотелось вернуться к самолету «Лиэр», дожидавшемуся его в городском аэропорту Юбы, – бессмысленно наблюдать вблизи, как умирает то, что ты любил, – но он был не в силах отдать такое распоряжение. Не мог ни говорить, ни издать хоть какой-нибудь звук, ни просто поднять руки. Пока вертолет садился, тревожили силы, давившие на тело, а когда машина остановилась и двигатель замер, продолжал сидеть неподвижно. Слова пилота долетели, словно издалека, и он не смог сосредоточиться, чтобы понять их.

Дверца открылась, его подняли и опустили на землю. Рошека окружили мужчины со знакомыми лицами, но имена и должности он не мог припомнить. Он машинально положил руки на свои костыли и прошел в центр какой-то небольшой группы. Ощутил дуновение ветра и приостановился, чтобы поглубже натянуть шляпу.

У оградительных перил плечом к плечу стояли люди. Они расступились, освобождая ему место, что-то говорили, но он ничего не слышал. Он смотрел. Мощный поток зеленой безжизненной воды стремительно вырывался из водохранилища через опущенные ворота водослива и с шумом обрушивался вниз по гладкому бетонному ложу пластинчатым потоком, превращаясь внизу в белое пенящееся неистовство в точности так, как предсказывали формулы гидравлики и эксперименты с масштабными моделями. Это было прекрасным и гипнотическим зрелищем: мощь воды направляется и регулируется точно рассчитанными углами и изгибами водослива, это была иллюстрация для учебника по инженерному делу.

Позади водослива, где не должно быть ничего, кроме гладкого рыжевато-коричневого края сожженной солнцем насыпи, бесновался какой-то бурый зверь из ночного кошмара, свирепо рычащий, прогрызающий роковую впадину в одном из рукотворных чудес света. Чудовище напрягалось и извергалось, хлестало, словно хвост взбесившегося зверя, пытающегося выбраться из своей норы. Когда удастся вырваться на свободу, его немедленно поглотит невообразимых размеров поток.

Все было неправильно с самого начала, подумал Рошек, качая головой, а слезы все текли и текли по щекам. Плотина в ущелье Сьерра была спроектирована отчасти для того, чтобы поднять его престиж и порадовать душу. Подвергать ее такому отвратительному испытанию было безумием, преступлением, гротескной несуразицей. С внезапной ясностью он вспомнил гнев и раздражение, которое он, в ту пору молодой инженер, испытал, когда написанная им научная статья была изуродована техническим журналом. Сложный анализ заканчивался одним-единственным уравнением, результатом тысячи наблюдений в этой области. И все это было безнадежно изувечено. Из-за глупости людей, которых он никогда и в глаза не видел, вывод огромной ценности превратился в нечто смехотворное. Он хотел тогда поехать в Нью-Йорк и задушить издателей голыми руками. Сейчас он испытывал то же самое.

Плотина в ущелье Сьерра исчезала у него на глазах. Сдиралось гладкое покрытие, силы природы вершили свою работу. Он не мог остановить их, бесполезно его эмоциональное участие. Он отстраненно наблюдал за происходящим, словно из звуконепроницаемой будки смотрел какой-то фильм. Руки наглого молодого танцора с почти совершенным телом ласкали Элеонору Джеймс, и она улыбалась в ответ, но что ему до этого? Элеонора уже ушла из его жизни, скоро это же сделает и плотина. Он выполнил свою работу так хорошо, как только мог, а другие разрушили его создание. Элеонора оказалась не той, которую он любил, и сейчас перед ним была не его плотина. Он боготворил совершенство. Плотина в ущелье Сьерра, которую он спроектировал и построил, не могла бы развалиться, словно песчаный дворец, чтобы послужить развлечением для банды вампиров.

Ветер теребил его одежду, шляпу сорвало с головы и катапультой взметнуло в воздух, словно бумажного голубя. Рошек наблюдал, как она парит высоко в небе, а потом падает по длинной дуге, вертясь и уменьшаясь в размерах, пока не превратилась в безвозвратное пятнышко, спустя какие-то, как показалось, минуты скрывшееся в недрах реки, каскадами текущей по фасаду дамбы.

Он ослабил кисти рук, и костыли со стуком упали. Чтобы не свалиться, сомкнул пальцы вокруг холодной стальной трубы перил ограды. Если бы не иссохшие ноги, он мгновенно перепрыгнул бы через эту ограду. Потом расслышал чей-то вроде бы знакомый голос и медленно повернулся вправо. В трех метрах от него какой-то мужчина в белом рабочем комбинезоне пристально смотрел в бинокль и держал у губ микрофон радио. Рошек где-то видел это лицо раньше.