– Миссис Лехман говорит, что теперь с вами можно побеседовать, – сказал он. – Все сошлись на том, что вы ключ к этой истории, так что нам хотелось бы взять интервью. Желательно основательное.
Фил медленно отошел от ограждения и сел на передний бампер какого-то грузовика.
– Я не хочу давать интервью. Мне нужно дня два отоспаться. – Он свесил голову и закрыл глаза. – У меня жутко болят ноги и спина. Меня тошнит. Моя машина погибла. Хочу есть. Хочу домой поехать, но у меня нет ни одежды, ни обуви, ни бумажника.
– Если бы вы только смогли рассказать мне, как вас арестовали, а потом – как вас освободили... Эй? Вы что, заснули? Фил поднял голову.
– Слушайте. Вы, ребята, с этого вертолета, да?
– Да. Мы называем его телелетом.
– Вот что скажу. Я дам вам интервью – основательное или любое другое, если окажете одну услугу.
– Какого рода услугу?
– Видите вот эту штуку, торчащую вверх из грязи, словно самая высокая в мире силосная башня? Это заборный вентиляционный канал. Высота двести пятьдесят метров. Мои обувь, часы, одежда и бумажник лежат там этакой аккуратненькой маленькой стопочкой.
Репортер пристально посмотрел на него.
– На верху вот этой башни? А как же они попали туда?
– Эту тему разовьем во время интервью. Я хочу также, чтоб меня довезли до какого-нибудь телефона. Позвоню в Санта-Монику и попрошу некую особу о встрече, причем имя этой особы также обнародуется во время интервью.
– Мистер Крамер, не знаю, шутите ли вы, но точно знаю, что не смогу взять вас в телелет. Только экипаж. Никаких посторонних ни при каких условиях. Могу лишиться работы.
Фил пожал плечами.
– Ладно. Дам это интервью кому-нибудь другому. Почему бы, к примеру, не седьмому каналу? Вижу вон там ребят с семерками на куртках.
Репортер негромко выругался и показал Филу на вертолет.
– Залезай, – предложил он.
Он позвонил Джанет из будочки в Чико. Фил сидел на тротуаре, плечом удерживая створчатую дверь открытой. Группа телевизионных и газетных репортеров поджидала поблизости, стремясь поскорее продолжить интервьюировать.
– Это ты, Фил? – Джанет ответила прежде, чем отзвучал первый звонок. – Я так рада слышать твой голос! Я видела тебя по телевизору несколько минут назад, и ты выглядел... ну... измученным.
– Вероятно, это потому, что я измучен. Чувствую себя выжатой и брошенной в угол половой тряпкой. Все, чего хочу, – это рухнуть в постель. Предпочтительно в твою. Господи, Джанет, то, через что я прошел за последние сутки, было... Не могу подыскать слов. Сказал бы так: не думаю, что когда-либо снова смогу улыбаться.
– Я заставлю тебя улыбаться... своими волшебными пальцами.
– Я уже снова улыбаюсь.
– Я так горжусь тобой! То, что ты сделал... Это же фантастика!
– Ты тоже была на высоте. Ребята из диспетчерской говорили, у них там были телефонные звонки из самых разных организаций, и все спрашивали о какой-то сумасшедшей женщине из Санта-Моники.
– Пришлось действовать по-сумасшедшему, чтобы заставить хоть кого-нибудь воспринять меня всерьез. Когда я вела себя серьезно, они считали меня сумасшедшей. Проблема, в чем я теперь со смущением признаюсь, заключалась в том, что я боялась выставить себя дурой. Была лишь на три четверти уверена, что у тебя не галлюцинации. Когда ты разбудил меня и сказал, что окружен полицейскими, это звучало... ну как результат переутомления.
– Что ж, верно. Я и был переутомлен. А все, что ты сделала, сработало, потому что расшевелила всех. Господи, как же я устал! Я совершенно валюсь с ног. Едва могу держать телефонную трубку.
– А что ты собираешься сейчас делать? Когда я тебя увижу?
– Как только мне удастся несколько часов поспать, сяду на первый же самолет, летящий к твоему городу. Хочу обхватить тебя руками и ногами и провести в таком положении этак с месячишко. А что потом, не знаю. Эти телевизионные фанатики, которые повсюду меня преследуют, полагают, что я должен провести остаток жизни в болтовне, появляясь в разных передачах. Я не хочу. Не могу представить себя звездой сцены или экрана. Дайте где-нибудь простой рабочий стол и оставьте спокойно сидеть за ним, складывая и вычитая разные цифры.
– Для компании «Рошек, Болен и Бенедитц»? Фил суховато засмеялся.
– Нет, только не для них. Болен говорит, что моя должность еще за мной, но я не вернусь, пока Рошек возглавляет фирму. Он не только с причудами, он ненавидит меня всеми потрохами. Правда, я... ну ничего не могу с собой поделать! Я жалею этого бедного ублюдка. Для него, должно быть, была та еще картина – видеть, как его плотину смывает с лица земли. Я вообще прямо вот сейчас не думаю о работе. Думаю о том, как бы поспать, да еще о тебе. Мне даже не хочется впредь удаляться от тебя дольше чем на пять минут. Извини за слащавость, но такие вот у меня сейчас чувства.
– Ты мой сладенький, ты это знаешь? Ты не возражаешь, если я буду называть тебя сладенький? И дорогой? И милый?
– Просто музыка для моих ушей.
Когда Джанет отключилась, Фил так и не повесил трубки, она просто выскользнула из руки. Раскачивалась на шнуре и ударялась о стенки будки. Фил помахал репортерам и сказал, что они свободны. Потом голова упала на грудь, и он заснул прямо на тротуаре.
– Я пришла сюда, как только услышала новости.
– Спасибо, Маргарет, – сказал Рошек. – Я знал, что могу на тебя рассчитывать.
Ему показалось, что секретарша напудрилась, чтобы скрыть следы слез.
– Кое-кто из мужчин тоже здесь. Мистер Филиппи внизу. Сказать ему, что...
– Нет, не хочу, чтобы меня беспокоили.
– Пришла целая тонна почты. Все пытаются связаться с вами, ваша жена тоже.